понедельник, 13 сентября 2021 г.

IMP Plus

 

 Алексей Шведов

 ДЖЕК ЛОНДОН ПОД КЕТАМИНОМ,

или "ПЛЮС" ДЖОЗЕФА МАКЭЛРОЯ КАК ЗЕРКАЛО 70-ЫХ

   Джозеф Макэлрой. Плюс. СПб.: Pollen Press, 2019. 

Перевод с английского М. Нестелева и А. Мирошниченко.

https://pollen-press.ru

  

Хвалебных рецензий и статей о "Плюсе" написано достаточно много на разных языках, повторяться не вижу смысла, так что в этой статье речь пойдёт о слабых сторонах романа и о тех его гранях, которые, как я понимаю, остались почти всеми незамеченными или просто не подвергались академической критике. Роман, безусловно, весьма неплох в плане техники изложения, но в остальном он меня умеренно разочаровал (возможно, частично сработал синдром завышенных ожиданий, но не факт). Сия статья написана после одного прочтения книги, так что есть вероятность, что какие-то мелочи я мог неправильно понять или недопонять, хотя при её написании я и сверялся с русско- и англоязычными критическими материалами. Уже по самому тексту романа, а не только по чужим предупреждениям, становится ясно, что "Плюс" полностью "раскрывается" лишь после нескольких прочтений, так что для правильного и полного понимания романа нужно прочитать его как минимум раза три, при этом не забывая по несколько раз пролистывать стороннюю критику. Особое внимание следует обратить на статью "Пять с плюсом, или плюс минус послесловие" Максима Нестелеева, опубликованную в виде послесловия к русскоязычному изданию и доступную для чтения на сайте издательства. В ней этот человек (один из переводчиков романа на русский) помимо анализа самого текста проясняет и некоторые нюансы перевода с примерами из оригинала. Также до, во время и после чтения "Плюса" стоит регулярно перелистывать седьмой выпуск фанзина от Pollen Press, посвящённый автору, и разные англоязычные материалы типа статьи "Sensation in Joseph McElroy’s Plus" Ива Абриу. Но все эти статьи в основном рассказывают о внутренностях "Плюса", а в этой статье речь пойдёт о его скелете.

 

Роман Джозефа Макэлроя "Плюс" впервые был издан в 1977-ом году, и свой культовый статус получил, скорее всего, сразу же, благодаря наработанной репутации автора среди определённой целевой аудитории. Книга позиционируется как экспериментальная нежанровая проза, но при этом имеет отчётливые признаки жанрового текста. Конечно, среднестатистические поклонники жанровой прозы – в данном случае, научной фантастики, – которые мало интересуются техникой написания, а в фантастической литературе прежде всего ищут "идеи", читать "Плюс" не смогут, поскольку сюжета как такового, в привычном понимании, в книге нет. И в то же время то, что принято им считать, в какой-то мере и присутствует. Поэтому роман получился как бы двухслойным: технически и культурологически он нежанровый, а по атрибутам и сюжету – жанровый. И именно здесь и кроется основная проблема. Два слоя просто не совмещаются.

Зарубежная аннотация на обложке книги звучит примерно так: "Плюс – это медитация, переживания бестелесного мозга, который когда-то был мозгом человека с женой и ребёнком, а теперь вращается в капсуле вокруг Земли. Обязанности мозга в рамках проекта заключаются в том, чтобы отслеживать рост растений внутри капсулы и передавать информацию об этом земным учёным, которые известны ему лишь на слух: Хороший Голос и Въедливый Голос".

Итак, если абстрагироваться от синтаксиса, перед нами простенькая научная фантастика с идеей начального уровня: на орбите летает какая-то платформа, а на ней отделённый от тела мозг – с датчиками вместо органов чувств – следит за ростом водорослей, от которых он заодно получает кислород, и передаёт данные об этом на Землю. Название книги это одновременно и название космической станции, и условное имя героя, который в какой-то степени является частью этой станции [IMP Plus – от Interplanetary Monitoring Platform; исследовательская межпланетная платформа "Плюс"]. Интрига возникает, когда мозг (всё, что осталось от какого-то смертельно больного человека) начинает копаться в воспоминаниях и в конечном итоге – если рассматривать финал романа как некий итог – достигает высшей точки развития этого сюжета.

Не до конца понятно, почему "Плюс" называют экспериментальным романом, написанным в реалистической традиции. По многим внешним признакам это почти обычная НФ 60-ых, по стилю близкая к "новой волне" и устаревшая в связи с этим лет на десять, поскольку "Плюс" был написан в середине 70-ых, когда литературные эксперименты на фоне фантастического антуража уже пошли на убыль. Собственно даже сам автор в предисловии говорит, что это не экспериментальный роман, а скорее просто роман об эксперименте (научном), причём с гуманистическим уклоном. Некоторая экспериментальность "Плюса" заключается в подаче материала (что было свойственно и "новой волне", заметим): несчастный главный герой, то есть мозг, забыл почти всё из своего прошлого, включая кучу понятий, и переживает этакую бомбардировку образами. Как пишет Сальваторе Пройетти в статье "Киборг Плюс", весь роман – это "поток сознания, продуцируемый мозгом умирающего учёного, имплантированного в спутник на орбите". В общем, на протяжении всей книги мозг пытается вспомнить, кем он был (на основе повторяющихся флэшбэков из земного прошлого), понять, кем он стал (на основе современных представлений о себе и окружающем его маленьком мире), и найти выход из сложившейся ситуации. При этом он изобретает какие-то новые понятия на основе нового жизненного опыта, чтобы лучше понимать реальность вокруг себя и взаимодействовать с нею, – и это тоже, кстати, рядовая атрибутика научной фантастики, поскольку все новые слова в "Плюсе" вводятся не шутки ради, как в "Поминках по Финнегану", а для выживания в непонятном мире. Имп Плюс не может двигаться, он ничего не может, но от него и к нему постепенно стекаются какие-то потоки энергии, и все эти новые ощущения нуждаются в определениях – так в тексте появляются слова типа "ложноширь", "буротвестень" и так далее, смысл которых понимает только сам герой. Причём, самоосознался мозг, видимо, не сразу, а лишь с началом романа, так что не совсем понятно, как он функционировал до этого – возможно, получше. Действия в книге как такового нет: бестелесный герой постоянно ворочается сам в себе, что-то бесконечно переживает и осмысливает, – поскольку двигаться в принципе не может. И в то же время нельзя сказать, что он бездействует: он ведь не только умудряется контролировать рост растений через какой-то интерфейс (то есть всю книгу он "работает", пускай и спустя рукава) и удалённо общаться с Землёй, но и одновременно вроде бы что-то себе отращивает, снаружи него определённо что-то "происходит" помимо роста растений. То есть формально в романе имеются какие-то основы сюжета и даже внешнего действия, хотя экранизация, наверное, выглядела бы странно. Постепенно из всей этой лингвистической каши проступает некая новая сущность, отбрасывающая прежние человеческие понятия и даже (вроде бы) меняющая физическую форму под влиянием солнечных лучей и растений.

Сам Макэлрой тоже уверяет, что роман написан в традиции реализма, но некоторые детали вызывают больше вопросов, чем ответов, и напрочь перечёркивают какой бы то ни было "реализм" повествования и все "традиции" его написания. К примеру, эксперимент по заброске мозга (частично неработающего) в космос и подключению его к тамошней оранжерее в качестве этакого садовника-администратора явно дорогостоящий, но стоило ли запускать на орбиту какой-то полудефективный мозг, который постоянно саботирует работу и вообще плохо соображает что делает? Не стоило бы поручить это роботу? Не дешевле было бы наблюдать за мозгом на Земле в какой-нибудь оранжерее вместо того, чтобы забрасывать в космос? Ведь он вместо того, чтобы работать, регулярно отвлекается на самокопания, а на вопросы с Земли отвечает порой совершенно не по теме. Зачем всё это Земле?.. Более того, сколько мозгов запускалось в космос до этого – не ясно: то ли это просто "первый блин комом", то ли проблема в конкретном мозге, который не очень хорошо функционирует. Вообще, всё, что мы знаем об этом эксперименте, даётся лишь намёками и обрывками (включая разговоры бывшего Имп Плюса и сотрудников какой-то организации, когда-то предложившей смертельно больному человеку продлить жизнь, но вне тела), однако полная картина из этого не складывается. Не совсем понятно, что важнее для экспериментатора: рост водорослей на орбите под влиянием солнечных лучей, наблюдение за отделённым от тела мозгом или важно и то, и другое вместе. Как следует из разных статей о романе, в основе эксперимента – именно растения, а эксперимент с мозгом, получается, вторичен, но неужели в будущем, показанном в книге, технологии развиты настолько, что возможность отделять мозг от тела и посылать его на орбиту для наблюдений за растениями станет такой дешёвой и обыденной? Если же эксперимент дорогой, то стоило ли так рисковать? Кто всё это финансирует – правительство, военные или кто-то ещё? Непонятно. Сам автор при этом не может внятно объяснить, как происходит общение между главным героем и Землёй, какие средства коммуникации используются. Как пишет он в статье "Плюс Лайт", "Имп, очевидно, на нейросвязи с ЦПУ, связан словесно, подключен электронно, сигналы, очевидно, переводятся в разборчивые звуки – подключен мысленно? вид телепатии?)". То, что мозг не понимает, как всё работает, – это нормально, в его-то состоянии. Но автор?.. И подобных вопросов книга вызывает много, увы. Ответов в романе нет: только редкие намёки на них.

Ещё одна проблема "Плюса": невозможно определить, насколько далёкое будущее там показано. Судя по обрывочным воспоминаниям главного героя, он жил словно в семидесятых годах двадцатого века, то есть тогда же, когда и автор. Упоминание "Аполлонов" как бы намекает на то, что действие происходит не так уж и далеко от того времени, раз земляне зачем-то держат в памяти все эти "аполлоны", то есть они для них ещё актуальны. Насовские платформы межпланетного мониторинга (которые и есть IMP), предназначенные для разных исследований вне магнитного поля Земли, запускались на орбиту с 1963-го по 73-й, а "Плюс" – это, видимо, какая-то новая космическая программа в той же серии, выдуманная Макэлроем специально для книги. Но даже если в романе показаны не семидесятые, а допустим девяностые или вообще начало XXI века, то вряд ли технологии и этих лет позволяли бы людям запускать на орбиту отдельные мозги, причём не только запускать, но ещё и общаться с ними на огромном расстоянии (и при этом земляне до сих пор читают обычные газеты). В общем, непонятно ничего с временем действия. По технологиям это как минимум конец двадцать первого века (да и то сомнительно), но по книге создаётся впечатление, что там описан конец двадцатого, то есть по атрибутике это "фантастика ближнего прицела".

Всё это очень плохо соотносится с нашей, так сказать, системой координат, и роман, напичканный подобными промахами, не может считаться написанным в "реалистической традиции", как утверждает автор. Книга иррациональна. Такие грубые ошибки свойственны в основном поточной жанровой прозе, где писателям просто лень всё продумывать, а читатель не слишком образован, чтобы придираться. Помнится, и в книгах того же Филипа Дика человечество уже спокойно заселяло другие звёздные системы в конце двадцатого века, из-за чего подобные его вещи даже не хотели печатать некоторые НФ-издатели: потому что такие идеи совершенно не научны и как бы дискредитируют научную фантастику. Но, как говорится, Дика ценят не за это и поэтому к подобным "мелочам" не придираются. Да и вообще, это низкие, так сказать, жанры, к ним и претензий меньше от серьёзных критиков. Вот и в случае с Макэлроем получается та же история: его язык настолько хорош, что некоторые читатели закрывают глаза на дефекты "Плюса" – для них они почему-то неважны. А в то же время уровень требований к такому писателю должен быть выше, раз это более массивная в общественном смысле фигура, чем какой-нибудь автор книг о Конане-варваре. И пускай сам Макэлрой в качестве основной идеи романа рассматривал скорее нейрофизиологические трансформации героя, нежели научно-техническое допущение, в которое тот помещён (фундамент научной фантастики), забывать про научную достоверность происходящего не стоило. Как писал критик и издатель С. Соболев относительно "Плюса", "Если писатель хочет говорить серьёзно – надо быть серьёзным и к научной части". Действительно, если бы в технике написания использовалась ирония, на подобные ошибки можно было бы не обращать внимания, раз всё это "не всерьёз". Однако беда в том, что Макэлрой слишком уж серьёзен, причём серьёзен устрашающе. Но он словно отвлёкся на лингвистический пир, забыв про достоверность фундамента, на котором пирует. А ведь он интересовался научно-техническим прогрессом, описывал запуски "Аполлона-17", "Скайлэба" и так далее, то есть не был таким уж гуманитарием, как многие писатели его круга, – неужели нельзя было получше всё продумать?.. Да и сама идея мозга, который по своему желанию что-то себе отрастил, – тоже так себе идея, на реализм не тянет, это уровень комиксов. В общем, для реализма "Плюс" слишком нелогичен; для фантастики – не до конца продуман; для экспериментальной же прозы здесь слишком много сюжета.

Более того, сама идея с мозгом на орбите вне субкультуры фантастического гетто выглядит немного странновато и даже нелепо, поскольку подобный штамп все привыкли видеть только там (хорошо хоть, в "Плюсе" нет бластеров и космических принцесс). Во вторичности "идеи" книгу порой обвиняют и поклонники научной фантастики, весьма придирчивые к тем, кто посягает на их атрибутику. В целом, культурный штамп с отдельно существующим мозгом принято называть "мозгом в колбе", причём, это одновременно и философское понятие, идущее от гипотезы Декарта (разновидность мысленных экспериментов), и условный термин для определённого жанрового лекала (иногда – "изолированный мозг"). Макэлрой, получается, умудрился использовать и то, и то. Конечно, значение у этого жанрового штампа достаточно широкое: к нему относятся не только отдельные человеческие мозги, подключенные к какому-либо внешнему устройству, как в "Плюсе", но и отдельные головы, а также мозги, в кого-нибудь пересаженные, – хоть в робота, хоть в слона, хоть в осьминога. Возможно, популярность этого штампа берёт своё начало от романа "Мозг Донована" Курта Сиодмака (1942), который был не раз экранизирован, а сам сюжет довольно быстро спроецировался не только на научную фантастику и фильмы ужасов, но и на шпионские ленты. Перепроверять весь список из онлайн-статьи "Brain in a Jar", посвящённой этому сюжетному шаблону, я не стал, но отдельные книги бегло полистал. В качестве одного из примеров "мозга в космосе" хорошо подходит рассказ "Штиль в аду" (1965) Ларри Нивена: один из участников космической экспедиции – мозг по имени Эрик, чья нервная система тоже соединена с аппаратурой корабля. Конечно, этот персонаж абсолютно антропоморфен по образу мышления, то есть в общении и работе мало чем отличается от обычного человека (в этом плане плывущее восприятие Имп Плюса выглядит гораздо более реалистично), но со стороны, чисто технически, ситуация практически та же, что и в романе Макэлроя: "Центральная нервная система Эрика, с головным мозгом наверху и спинным, свёрнутым для большей компактности в свободную спираль, в прозрачном вместилище из стекла и губчатого пластика. Сотни проволочек со всего корабля вели к стеклянным стенкам, где присоединялись к избранным нервам, разбегавшимся, словно паутина электросети, от центральной нервной спирали и жировой защитной мембраны. <…> Турбодвигатели были подсоединены к последней паре нервных стволов, той, что управляла когда-то движением его ног, а десятки более тонких нервов в этих стволах ощущали и регулировали топливное питание, температуру двигателей, дифференциальное ускорение, ширину всасывающего отверстия и ритм вспышек".

В общем, мозг в космосе в середине семидесятых – это уже банальность и затасканный штамп, а не оригинальная идея, которую стоило бы использовать в мире большой литературы. Комиксы, кино, книги – везде это уже было в той или иной форме. Но думаю, что Макэлрой об этом вряд ли догадывался, поскольку не изучал жанровую литературу и кинематограф в больших количествах (неизвестно, что он вообще читал из научной фантастики, кроме Ле Гуин), хотя культурные штампы не мешало бы и знать. Но даже если бы он поместил действие, допустим, на какую-нибудь подводную станцию, роман не смотрелся бы так "вторично". Также непонятно, заключается ли новаторство Макэлроя в том, что он сделал мозг главным героем, или нет, – пишут, что такое уже встречалось в НФ, но без примеров. Возможно, если бы роман был написан от первого лица, как это планировалось вначале, рассказчик-мозг производил бы иное впечатление, но Макэлрой захотел добиться большей отстранённости, и в итоге мы имеем то, что имеем.

Теперь касательно самого романа в целом, который вкратце можно охарактеризовать как "Беккет в космосе" (этакий синтез высокого с низким). Вопреки мнениям многих читателей и критиков, ничего сверхсложного в "Плюсе" нет, хотя тем, кто привык к прямолинейным текстам, читать книгу будет скучно и неинтересно (при том, что её каркас абсолютно сюжетен, но просто сюжет тщательно замазан необычным синтаксисом), поскольку это требует большой концентрации. Писатель и программист Дэвид Ауэрбах писал в своей рецензии на "Плюс", что Макэлрой "возлагает на язык такое бремя, что сюжет по большей части остается второстепенным", но несмотря на то, что джеклондоновский сюжет о выживании и мужестве[*] здесь действительно как бы вторичен на фоне позднебеккетовского стиля (условно), он тем не менее лежит в основе романа, и делать вид, что он совсем уж вторичен, нельзя, ибо он – фундамент, без него бы не было и книги. Но, увы, сюжет этот достаточно банален, и видеть его в "большой литературе" – странно. В общем и целом, максимально близкий аналог, как я уже писал, – "новая волна" НФ, и особенно "Босиком в голове" Олдисса, где простенький сюжет так же замазан псевдопсиходелической подачей. Но только у Олдисса роман получился более экспериментальным: в его основе – именно литературный эксперимент, налепленный на простенький сюжет с лёгким фантастическим допущением (апокалипсис в связи с распылением психоделиков), а в основе "Плюса" – просто научный эксперимент с использованием НФ-атрибутики, что признаёт и сам автор. Другое серьёзное отличие заключается в том, что роман Олдисса довольно-таки весёлый и разухабистый, а вот "Плюс" убийственно серьёзен – и это при намеренно концептуальной занудности, – что нагоняет дополнительную тоску. Причём, это занудное настроение нагнетается ещё до начала романа: русское издание предваряет довольно спорное авторское предисловие, где умудрённый опытом 90-летний ветеран экспериментальной прозы высокопарно (причём, опять же, абсолютно всерьёз, без малейших признаков иронии) рассказывает о величии своего замысла и исполнения, а также раскрывает всю интригу.

Про язык романа я ничего писать не буду – он действительно хорош, и про него и без меня много и подробно писали, повторяться смысла нет. Но если придираться, то по большому счёту "Плюс" представляет нагромождение однотипных мыслей и воспоминаний, в которых персонаж постоянно вязнет и которые бесконечно пережёвывает. Конечно, эта размазанность текста – намеренная, но в более концентрированном виде роман, возможно, только выиграл бы: ужатый, допустим, до повести. Забавно, что одной из мотиваций, подтолкнувших Макэлроя на создание "Плюса", были упрёки друзей – мол, он не умеет писать короткие книги. На фоне остальных его талмудов этот роман действительно весьма небольшой, но, используя терминологию Балларда (его ли?), это не концентрированный роман, а скорее "деконцентрированный" рассказ, в нём отсутствует предельная плотность, он словно распакованный архив, – хотя в более "плотном", сжатом виде мог бы восприниматься гораздо эффектнее. Впрочем, это отличительная черта многих писателей-экспериментаторов – разбавлять и без того непростой объёмный текст намеренным количеством "воды" (знаменитая техника Джойса, которую потом кинулись имитировать все, кому не лень).

Упрощая, "Плюс" – это попытка описать неполным словарным запасом обычную рабочую ситуацию – примерно как если бы психически неполноценного человека назначили главным инженером на какой-нибудь завод. Причём, описать субъективно, глазами больного. Этакий производственно-психоделический реализм, где, как пишет в той же рецензии Дэвид Ауэрбах, "контактная поверхность субъекта с окружающим миром совершенно разрушена и полностью изменена: чувства удалены и заменены новыми видами нейронных связей". Сама идея написать об этом, конечно, благородная и героическая. Стилистика местами очень хороша (особенно первые несколько страниц), но потом начинаются самоповторы, причём порой чуть ли не блоками. Судя по переведённому отрывку "Мужчин и женщин", фрагментированную подачу материала Макэлрой применял не только в "Плюсе", и скорее всего она является авторским стилем, но, видимо, именно в "Плюсе" эта техника достигла наибольшей концентрации, поскольку автор поместил своего персонажа в достаточно нетипичную для себя (и героя) сверхтравматическую обстановку, да ещё и на фоне полуамнезии. Возможно, это наименее экспериментальный текст Макэлроя (и, как пишут критики, единственный нереалистический), поскольку большой фрагмент "Мужчин и женщин" выглядит менее заурядным, и видно, что это действительно экспериментальная проза в действительно реалистической традиции. Несколько печально, что автор такого масштаба решил обратиться к образам, которые обычно используются в жанровой литературе, но не смог воспользоваться чужими инструментами правильно.

 

Теперь непосредственно о том, что не было отражено практически ни в одной рецензии или вообще ни в одной: роман полностью написан по канонам психоделических трипов. То, что "Плюс" был создан в 70-ых, с одной стороны как бы намекает на возможные влияния "психоделической революции", поскольку писатели и прочие творческие американцы в шестидесятых (и чуть позже) массово экспериментировали с легальным ЛСД и другими подобными препаратами, но с другой – не факт, что такой консервативный академический писатель его пробовал (пускай даже и другие "консервативные академические писатели" были в этом замечены). Но правда по мере чтения становится ясно, что сам автор вряд ли что-то принимал и что всё это скорее просто совпадение, а не намеренные влияния или воздействия, как у фантастов типа Олдисса ("Босиком в голове"), Шекли ("Джордж и коробки", "Семь молочных рек") или Диша (первая треть романа "Щенки Земли"), но тем не менее параллелей очень много. Вообще, по структуре и манере подачи роман больше похож на диссоциативный трип, нежели на психоделический, во многом отражая эффекты операционного наркоза типа кетамина или высоких доз DXM. Проверить, делали ли Макэлрою какую-то операцию в начале 70-ых или раньше, не удалось, а сам он говорил, что пришёл к идее повести под влиянием чьих-то исследований по эмбриологии и нейрофизиологии. Также сомнительно, что он принимал участие в экспериментах Джона Лилли с камерами сенсорной депривации в те же годы, но тем не менее не знать всего этого просто не мог. А между прочим, в книгах этого американского нейробиолога, популярного во второй половине XX века среди всяких ньюэджеров, описываются и популяризуются такие же внутренние "приключения", как и в "Плюсе", но только там не художественная литература, а просто учёный докладывает о результатах намеренного погружения себя в подобные состояния при помощи сенсорной депривации и каких-либо расширителей сознания. Возможно, Макэлрой намеренно делал какие-то отсылки ко всему этому, как к определённым маркерам современной культуры, но не факт.

В общем, если бы совпадение было одно, на это можно было бы не обращать внимания, но поскольку их с десяток, то они сразу бросаются в глаза, то есть на книге отражён шаблон галлюциногенного или хирургического трипа, давно уже закрепившийся в культуре. Не читая самой книги, только по аннотации и обложке "Плюса", человек пишет: "По описанию напомнило мой опыт с сальвией. Я так же вылетел из тела и висел на орбите, общался с сущностями". Действительно, в отчётах об экспериментах с salvia divinorum встречается немало аналогичных переживаний, ну и в целом всё это – вполне обычный эффект при употреблении подобных веществ, когда сознание отделяется от тела и переходит куда-то в более "высшие" области. То же самое описывают и люди, пережившие кетаминовую анестезию во время операции. В общем, набор стандартный: выход из тела куда-то в космос (в "Плюсе" на орбиту выводят мозг, а в качестве бывшего "тела" остаётся Земля), резкая потеря памяти и жизненного опыта, общение с некими контролирующими сущностями (в "Плюсе" их роль исполняет земной диспетчер, а в реальности это обычно или врачи в случае с наркозом, или так называемые трип-ситтеры – люди, которые следят за психонавтом, контролируют обстановку и способные оказать какую-либо помощь), утеря старых понятий, поиск новых слов для непонятных явлений, попытка изъясняться этими новыми словами с кем-то внешним (опять же – с диспетчерами из "Плюса", врачами или трип-ситтерами, которые в таких случаях далеко не всегда могут понять, что за бред им говорят), а также в некоторых случаях и деформации синтаксиса (практически точно такие же, как и в романе). Забавно, что земные контролёры из "Плюса", судя по их полубессвязным репликам, словно сами находятся под какими-то изменяющими сознание веществами, поэтому не удивительно, что они и главный герой не могут друг друга понять, – диалог между ними практически всегда не складывается: один из них словно в кетаминовой коме, второй – под алкоголем.

Более того, напрашивается ещё одна интересная ассоциация: происходящее в книге отражает все стадии беременности и родов, но поданные от лица плода. Некто с нулевым опытом быстро развивается в некоем ограниченном пространстве, внутри которого получает пассивное питание, и, созрев, агрессивно устремляется навстречу чему-то, что положит конец его прежнему образу жизни, так сказать. В семидесятые эта перинатальная тема тоже очень активно везде обсуждалась. Но, думаю, в данном случае это (очередное?) совпадение, а не намеренный ход.

Таким образом, как это ни странно, каркас романа составлен из как минимум двух культурных штампов, которые являются такими же приметами того времени, как рост протестных субкультур или популярность фильмов катастроф: это мозг на орбите (дитя НФ-журналов) и "трип" (порождение внезапного интереса большого количества людей, в том числе и в академическом мире, к разным исследованиям сознания). К моменту выхода "Плюса" мода на всё это уже отгремела: фантасты придумали себе какие-то новые штампы, весёлые хиппи на фоне запретов психоделиков превратились в унылых ньюэджеров, а образы безжизненных кетаминовых сверхконтролёров заменили более понятные простым людям инопланетяне, диктующие новоявленным контактёрам свои послания. В общем, намеренно или нет, но "Плюс" достаточно точно отражает главные атрибуты времени, в котором на тот момент жил сам Макэлрой. Подобный эффект наблюдался и в мире эксплуатационного кино – обычно в этих недорогих фильмах отражались все актуальные приметы тех лет: банды байкеров, война во Вьетнаме, коммуны хиппи, права чернокожих – про всё это было снято по несколько десятков фильмов. Макэлрою удалось написать "актуальный" роман, который мог быть создан только в семидесятые, то есть по книге размазан весь культурный слой тех лет. Возможно, к другим его книгам это уже не относится или относится не так явно.  

 

И в завершение немного о читательских стратегиях. Как известно, одни и те же вещи разными людьми воспринимаются совершенно по-разному, в том числе и книги. При изучении чужих отзывов на "Плюс" наибольший интерес у меня вызвали негативные и около того, из которых я особенно выделил эти два: "Вообще такую ситуацию страшно представить. Она отвратительна" и "Проблема же не в том что это сложно читать. Проблема (как по мне) что читать это просто неприятно". Забавно: в книге всего лишь мозг летает на орбите, а неподготовленным к таким книгам читателям от этого становится "отвратительно" и "неприятно": одному – от сути истории (мол, только "неизлечимая болезнь оправдывает эту <бесчеловечную> операцию"), другому (видимо, привыкшему к более внятной подаче материала) – от стилистики ("Как вы вообще отличаете высокую литературу от обычной шизофазии? И не троллит автор высоколобых и высокомудрых литературоведов, взяв обычный бред полусумасшедших и немного его дооформив?"). В общем, действительно, воспринимать Макэлроя можно очень по-разному…

 2021



[*] Слово "мужество" по отношению к своему герою применяет и сам Макэлрой в авторском предисловии.

Комментариев нет:

Отправить комментарий